Дети войны... Из воспоминаний Бориса Алексеевича Верина...
Великая Отечественная война 1941 – 19454 г.г. стала тяжёлым временем для всех жителей страны. Даже дети - дети, ещё не понимающие многих явлений жизни, не понаслышке знали, что такое война. В начале своего жизненного пути они столкнулись с проблемами, которые так расходились с радужными стремлениями детских сердец.
Борис Алексеевич Верин, наш земляк, которому выпала нелёгкая доля жить в военное время, в своих мемуарах пишет о тех годах. В 1941 году ему было 7 лет.
С началом войны его отец был мобилизован на Горьковский авиационный завод без права покидать его территорию. Беременная мать с двумя малолетними детьми на руках оказалась в сложном положении. На заводской посёлок, где жила семья, совершались частые налеты.
«Запомнился случай, когда мы несколько дней варили на электроплитке кашу - между налётами решили закусить и поставили на плитку вариться кашу. Она ещё не успела закипеть - начался новый налёт, выключили, побежали в бомбоубежище. В очередной перерыв опять попытались сварить кашу, но новый налёт опять помешал. И так несколько дней, но голод - не тётка: в очередной перерыв у нас уже не было сил включать и ждать плитку - все спешили успеть бы съесть то, что есть».
С увеличением числа пожаров в посёлке мать с детьми решила вернуться в Кулебаки. Поселились в комнате в 16 кв. м. у бабушки и дедушки. Там появился на свет младший братик Володя.
«Родственники нам помочь ничем не могли. Тяжёлое для нас настало время. Голод - это страшное чувство, он превращает человека в безумное животное».
Маму на работу никуда не брали. Прокормиться пытались, обменивая барахлишко, которое привезли из Горького, на картошку.
Чтение воспоминаний об этом периоде едва ли может оставить кого-то равнодушным:
«Однажды мама раздобыла где-то два стакана каких-то чёрных отрубей - отходы размола ржи или гречихи, собранные с пола или с земли.
На общем семейном совете мы решали, что из них можно приготовить. Но всем очень хотелось кушать и тратить время на приготовление чего-то мы не могли - все дружно решили, что самый быстрый вариант - это заварить их кипятком и съесть. На примусе приготовили кипяток, заварили эти отруби - получилась клейкая размазня с привкусом земли. Выложили всё в общую чашку, уселись вокруг и с удовольствием принялись трапезничать. Мы с сестрой, довольные тем, что появилась возможность набить желудок, едим эту размазню, и друг перед другом хвалим: “Как манная каша”. “Да, как манная каша”.
А у матери от этой “манной каши” в два ручья текли молчаливые слёзы. Она –то понимала, что эту “манную кашу” в обычных условиях не каждая свинья стала бы есть».
По мере продвижения немцев в глубь страны, в Кулебаках всё больше и больше появлялось беженцев и эвакуированных. На улице Бориса появился парень на 3-4 года старше.
«Он любил возиться с нами, организовывал игры в индейцев, пиратов, разбойников, а по вечерам на пустыре мы усаживались вокруг костра, и он пересказывал нам произведения Ф.Купера, Жюля Верна о путешественниках, об этих самых пиратах, индейцах и разбойниках».
С ним дети часто ходили в лес за ягодами в ночное время. Для этого приходилось проделывать замысловатое путешествие: «часов в 8 вечера шли в район Устимского пруда и ждали, когда от завода пойдет паровоз за дровами», «дождавшись очередного поезда, мы на ходу прыгали на пустые платформы и ехали до нужной нам станции, в лесу кушали и устраивались на ночлег».
«Часа в три ночи, когда начинало всходить солнце, он будил нас, и мы полусонные шли собирать ягоды. Для начала мы завтракали. Ягоды заворачивали в липовые листья - это у нас назывались пирожки - и съедали их. Насытившись таким образом, мы начинали собирать ягоды для дома.
Часам к 12-ти это занятие нам сильно надоедало, и мы начинали промышлять насчёт обеда. Ягод мы больше не хотели, а начинали искать грибы, какие -нибудь травы, сосновые пальчики и т. п. Набив желудок, мы возвращались на ж/д станцию и ждали там паровоз с дровами. Забирались на верх поленницы и отправлялись в обратный путь. В районе Устимского пруда сбрасывали с поленницы по 2-3 метровых полена дров и прыгали на ходу сами.
Подобрав дровишки, уставшие и довольные, мы возвращались домой, где нас с нетерпением ждали».
Школьные годы детей войны были непростыми: сильно было искушение пренебречь образованием и заняться насущными нуждами или играми. В 3-4 классах Борис Алексеевич часто пропускал занятия с компанией соседских ребят, из-за чего учеба стала сильно страдать.
«Учительница после каждого моего загула просила привести в школу мою мать. Но я шел к сестре одного моего друга, которая училась в 5-ом классе и просил её написать от имени моей матери записку, что она занята на работе и прийти в школу не может. Все эти мои выкрутасы закончились тем, что меня из З-го класса перевели в 4-й с условием, если я в первой четверти не выйду в успевающие, то меня опять вернут на второй год в третий класс».
В 1945 году вернулся домой отец, который занимался с сыном по всем предметам несколько дней, в результате он «... из самого тупого ученика в классе … вышел в нормальные ученики» и стал усиленно учиться самостоятельно.
Канцелярские предметы военного времени не отличались разнообразием и красотой - даже просто достать их было не так-то просто.
«… по окончании учебного года все классы выстроили во дворе школы и двум лучшим ученикам школы - мне и ещё одной отличнице - вручили ценные подарки. В качестве ценных подарков нам выдали: по школьной двенадцати листовой тетради, по пакетику чернильного порошка и по простому карандашу. Причём карандаш снаружи не был покрашен, вероятно на фабрике, где его изготовили, отсутствовала краска.
И мы этим подаркам были очень рады, ибо мы впервые за всю учёбу держали в руках настоящую школьную тетрадь и стали впервые обладателями красивых фиолетовых чернил.
До этого мы свои домашние задания выполняли на каких-то обрывках серой обёрточной бумаге или на старых газетах, а в качестве чернил использовали печную сажу, разведённую в керосине».
Да, эти дети не жили на оккупированных территориях, не скрывались в лесных землянках у партизан, не были на фронте, но те тяготы и лишения, которые они пережили в годы войны, наложили свой отпечаток на всю оставшуюся жизнь.
Говорят, чтобы что-то по-настоящему понять, нужно это пережить. Но если мы не хотим, чтобы наши дети на себе ощутили, что значит быть детьми войны, нам стоит внимательнее прислушаться к словам тех, кому пришлось пережить этот ужас, и сделать все, чтобы не допустить повторения войны.
Лариса Назарова